Сочинения. В 2-х томах - Страница 68

Ему нипочем именины
Без зорь, без русалок-подруг;
Пусть мгла, словно пух из перины
Ложится на речку и луг.
Пусть осень густой варенухой… —

№ 126. УЖЕ ХОРОНИТСЯ ОТ СЛЕЖКИ. Впервые — «Голос Жизни», № 20, 13 мая 1915.

№ 127. СМЕРТНЫЙ СОН. Впервые, под названием «Смерть ручья», сохраненном и в «Песнослове», — «Ежемесячный Журнал», 1915, № 8, стр. 4. В журнале — разночтение в последней строке:

Отрок-ручей опочил!

Мирские думы

Четвертая книга стихов Клюева вышла через три года после выхода третьей — в 1916 г. Разделена была на два раздела: в первом — «Мирские думы» — с авторским посвящением: «Памяти храбрых», — 12 стихотворений (наши №№ 129–130, 132–134, 136–139, 141–142, 145); во втором — «Песни из Заонежья» — 13 стихотворений (наши №№ 146, 149, 166,154, 156, 159, 162, 164, 172, 167, 173, 170, 140). Всего в книге 25 стихотворений. Цикл «Песни из Заонежья» выделен в «Песнослове» (и у нас) в особый раздел (за исключением № 140, оставленного в «Мирских думах»), а в четвертый раздел «Песнослова» (и наш) введены из других книг поэта 4 стихотворения: 2 из «Сосен перезвона» (№№ 135, 143) и 2 из «Лесных былей» (№№ 131, 144). Таким образом, в разделе «Мирские думы» у нас всего 17 стихотворений, но большинство из них — небольшие поэмы.

После выхода «Мирских дум» П. Сакулин в «Вестнике Европы» (1916, № 5) поместил статью «Народный златоцвет», посвященную Клюеву и Есенину и доказывающую что «это — голос из народа»… «родник народного творчества не иссяк». Подчеркивая самобытность «Мирских дум» и огромный рост клюевского дарования, Натан Венгров цитирует отрывок из стихотворения «Что ты, нивушка, чернешенька» и говорит: «"Мирские думы" посвящены "памяти храбрых". И из большой любви, которой любит Клюев Русь и ее деревню — поэт создает долго незабывающиеся образы, воистину трогающие, как настоящее доподлинное чувство…У Клюева намечается тяготение к эпосу. И такая вещь, как "Наигрыш", кстати сказать, несколько растянутый — имеет, кроме художественного, еще и этнографический интерес. Такое устремление уже намечалось и в "Лесных былях", но в последней книге Клюева — куда тверже, как в лирике, так и в опытах эпического творчества» («Современный Мир», 1916, № 2). На эпос, как основную дорогу для клюевского творчества, указывали и указывают многие. «Несмотря на прелесть многих ранних лирических стихотворений Клюева, Гумилев сразу почувствовал, что не лирика подлинный путь этого поэта. Гумилев указал Клюеву другую дорогу: эпос. Но развернуться этой силе Клюева помешали "всероссийские обстоятельства"» (Р. Гуль. Ник. Клюев. Полн. собр. соч. — рецензия — «Новый Журнал», Нью-Йорк, № 38, 1954, стр. 293). Другие, с неменьшей убедительностью, пишут, что «был он поэт настоящий, и, конечно, лирический. Ведь вся его пестрая "эпика" неубедительна. А песенная лирика — очень даже хороша…» (Ю. Иваск. Ник. Клюев. Пол. собр. соч. — рецензия — «Опыты», Нью-Йорк, № 4, 1955, стр. 104). Думается, что подходить к Клюеву с мерилом чистого эпоса или чистой лирики не совсем основательно: ведь и большие его поэмы пронизаны лиризмом, являются, по большей части, развернутым лирическим стихотворением.

Во вступительной статье приведено немало свидетельств того, что именно эту книгу поэта большевистская критика использовала для «доказательства» «империалистических» настроений поэта. «Накануне и во время империалистической войны Клюев, впавший в воинствующий квасной патриотизм и писавший лубочные "беседные наигрыши" о "Вильгельмище, царище поганом", прямиком и быстро шел к сближению с наиболее темными и реакционными силами. От его бунтарских настроений к тому времени не осталось и следа». (В. Орлов. Ник. Клюев. «Литературная Россия», № 48, 25 ноября 1966, стр. 16). Но не только критики и литературоведы советского лагеря писали и пишут об этом: «младший брат» Клюева, его «жавороночек» — Сергей Есенин, — сам в те годы писавший и патриотические стихи, и читавший свои стихи царице, желая обособиться от «реакционера» Клюева, писал в своих «Ключах Марии»: «Уходя из мышления старого капиталистического обихода, мы не должны строить наши творческие образы так, как построены они хотя бы, например, у того же Николая Клюева:

Тысячу лет и Лембэй пущей правит,
Осеныцину дань собирая с тварей:
С зайца шерсть, буланый пух с лешуги,
А с осины пригоршню алтынов.

Этот образ построен на заставках стертого революцией быта; в том, что он прекрасен, мы не можем ему отказать, но он есть тело покойника в нашей горнице обновленной души и потому должен быть предан земле». (Собр. соч. в 5 тт., т. 5, ГИХЛ, 1962, стр. 51–52).

И.Н. Розанов в статье «Есенин и его спутники» (сборн. «Есенин…», под ред. Е.Ф. Никитиной, изд. «Работник Просвящения», Москва, 1926, стр. 175) рассказывает о том огромном впечатлении, какое производило публичное чтение Клюевым его стихов. В особенности «Беседного наигрыша», большой сказовой поэмы.

№ 129. В ЭТОТ ГОД ЗА СВЯТЫМИ ОБЕДНЯМИ. Впервые — «Биржевые Ведомости», утренний выпуск, 1915, номер и точная дата не установлены (номер этот не найден). В «Мирских думах» разночтение:

Стих 22. Сполох-конь аксамитный чапрак,

№ 130. ЧТО ТЫ, НИВУШКА, ЧЕРНЕШЕНЬКА. Впервые — «Ежемесячный Журнал», 1915, № 12 (и в том же журн. — 1916, № 12, стр. 7, под назв. «Мирская дума»); одновременно — «Речь», 6 декабря 1915. В журнале с эпиграфом:

Мирских умильных думушек

В долгий летний день не высказать,

В ночь осеннюю не выслухать.