Костра степного взвивы,
Мерцанье высоты,
Бурьяны, даль и нивы —
Россия, — это ты!
На мне бойца кольчуга,
И подвигом горя,
В туман ночного луга
Несу светильник я.
Вас люди, звери, гады
Коснется-ль вещий крик:
Огонь моей лампады —
Бессмертия родник.!
Все глухо. Точит злаки
Степная саранча…
Передо мной, во мраке,
Колеблется свеча; —
Роняет сны-картинки
На скатерчатый стол, —
Минувшего поминки,
Грядущего символ.
(Зачало. Возглас первый.).
Всенощные свечи затеплены,
Златотканные подножья разостланы,
Воскурен ладан невидимый,
Всколыбнулося било вселенское,
Взвеяли гласы серафимские;
Собирайтесь-ка, други, в Церковь Божию,
Пречудную, пресвятейшую.!
Собираючись, други, поразмыслите,
На себя поглядите оком мысленным,
Не таится ли в ком слово бренное,
Не запачканы ль где ризы чистые,
Легковейны ль крыла светозарные?
Коль уста — труба, ризы — облако,
Крылья — вихори поднебесные,
То стекайтесь в Храм все без боязни!
(Лик голосов)
Растворитеся врата
Пламенного храма,
Мы — глашатаи Христа,
Первенцы Адама.
Человечий бренный род
Согрешил в Адаме, —
Мы омыты вместо вод
Крестными кровями.
Нам дарована Звезда,
Ключ от адской бездны,
Мы порвали навсегда
Смерти плен железный.
Вышли в райские луга,
Под живые крины,
Где не чуется Врага
И земной кручины.
Где смотреть Христу в глаза —
Наш блаженный жребий,
Серафимы — образа,
Свечи — зори в небе.
(Конец. Возглас второй).
Наша нива — тверди круг,
Колосится звездной рожью,
И лежит вселенский плуг
У Господнего подножья.
Уж отточены серпы
Для новины лучезарной,
Скоро свяжется в снопы
Колос дремлюще-янтарный.
(Лик голосов).
...
Аминь!
(1912)
Есть то, чего не видел глаз,
Не уловляло вечно ухо:
Цветы, лучистей, чем алмаз,
И дали призрачнее пуха.
Недостижимо смерти дно,
И реки жизни быстротечны, —
Но есть волшебное вино
Продлить чарующее вечно.
Его испив, не меркнущ я,
В полете времени безлетен,
Как моря вал из бытия —
Умчусь певуч и многоцветен.
И всем, кого томит тоска,
Любовь и бренные обеты,
Зажгу с высот Материка
Путеводительные светы.
Кто-то стучится в окно:
Буря ли, сучья ль ракит?
В звуках, текущих ровно —
Топот поспешных копыт.
Хижина наша мала,
Некуда гостю пройти;
Ночи зловещая мгла
Зверем лежит на пути.
Кто он? Седой пилигрим?
Смерти костлявая тень?
Или с мечом Серафим,
Пламеннокрылый, как день?
Никнут ракиты, шурша,
Топот как буря растет…
Встань, пробудися, душа —
Светлый ездок у ворот!
Спят косогор и река
Призраком сизо-туманным.
Вот принесло мотылька
Ночи дыханьем медвяным.
Шолом избы, как челнок,
В заводи смерти глядится…
Ангелом стал мотылек
С райскою ветвью в деснице.
Слышу бесплотную весть —
Голос чарующе властный:
«Был ты, и будешь, и есть —
Смерти во-век непричастный».
За лебединой белой долей,
И по лебяжьему светла,
От васильковых меж и поля
Ты в город каменный пришла.
Гуляешь ночью до рассвета,
А днем усталая сидишь,
И перья смятого берета
Иглой неловкою чинишь.
Такая хрупко-испитая
Рассветным кажешься ты днем.
Непостижимая, святая, —
Небес отмечена перстом.
Наедине, при встрече краткой,
Давая совести отчет,
Тебя вплетаю я украдкой
В видений пестрый хоровод:
Панель… Толпа… И вот картина,
Необычайная чета:
В слезах лобзает Магдалина
Стопы пречистые Христа.
Как ты, раскаяньем объята,
Янтарь рассыпала волос, —
И взором любящего брата
Глядит на грешницу Христос.
Позабыл, что в руках:
Сердце, шляпа иль трость?..
Зреет в Отчих садах
Виноградная гроздь.
Впереди крик: «нельзя»,
Позади: «воротись».
И тиха лишь стезя,
Уходящая ввысь.
Не по ней ли идти?