(1933.)
...
Над свежей могилой любови
Душа словно дверь на засове.
Чужой, не стучи щеколдой!
Шипящие строки мне любы —
В них жуть и горящие срубы,
С потемками шорох лесной.
Как травы и вербы плакучи!
Ты нем, лебеденок, замучен
Под хмурым еловым венком.
Не все еще песни допеты,
Дописаны зарью портреты
Опаловым лунным лучом!
Погасла заря на палитре,
Из Углича отрок Димитрий,
Ты сам накололся на нож.
Царица упала на грудку —
Закликать домой незабудку
В пролетье, где плещется рожь.
Во гробике сын Иоанна —
Черемухи ветка, чья рана
Как розан в лебяжьем пуху!
Прости, жаворонок, убивца!
Невесело савану шитьца,
Игле бороздить по греху!
А грех-от, касатик, великий —
Не хватит в лесу земляники
Прогорклую сдобрить полынь.
Прирезаны лебеди-гусли
И струны, что Волги загуслей,
Когда затихает сарынь.
Но спи под рябиной и кашкой,
Ножовая кровь на рубашке,
Дитя пригвожденной страны!
Оса забубнит на могилке
И время назубрит подпилки,
Трухлявя кору у сосны.
Все сгибнет — ступени столетий,
Опаловый луч на портрете,
Стихи и влюбленность моя.
Нетленны лишь дружбы левкои,
Роняя цветы в мировое,
Где Пан у живого ручья;
Поет золотая тростинка,
И хлеб с виноградом в корзинке —
Художника чарый обед.
Вкушая, вкусих мало меда,
Ты умер для песни и деда,
Которому имя — Поэт!
У свежей могилы любови,
Орел под стремниною, внове
Пьет сердце земную юдоль.
Как юны холмы и дубравы…
Он снился мне, выстрел кровавый,
Старинная рана и боль!
Май 1933 года.
...
Не пугайся листопада,
Он не вестник гробовой!
У заброшенного сада
Есть завидная услада —
Голосок хрустальный твой!
Тая флейтой за рекой!
Я, налим в зеленой тине,
Колокольчики ловлю.
Стать бы гроздью на рябине,
Тихой пряжей при лучине,
Чтобы выпрясть коноплю —
Листопадное люблю! —
Медом липовым в кувшине
Я созвучия коплю.
Рассомашьими сосцами
Вскормлен песенный колхоз,
И лосиными рогами
Свит живой душистый воз.
Он пьяней сосновых кос,
Поприглядней щучьих плес.
Будь с оглядкой голубок —
Омут сладок и глубок!
Для омытых кровью строк
Не ударься наутек!
Куплен воз бесценным кладом
Нашей молодостью, садом
И рыдальцем соловьем
Под Татьяниным окном.
Куплен воз страдой великой —
Все за красную гвоздику,
За малиновую кашку
С окровавленной рубашкой —
В ней шмелей свинцовых рой,
Словно флейта за рекой.
Уловил я чудо-флейту
По пятнадцатому лету
В грозовой озимый срок,
Словно девичий платок,
Как стозвонного павлина
В дымной пазухе овина.
В буйно-алый листопад
Просквозили уши-сад
Багрецом, румянцем, зарью,
И сосцом землица-Дарья
Смыла плесень с языка,
Чтоб текла стихов река!
Искупайся, сокол, в речке —
Будут крылышки с насечкой,
Клюв булатный из Дамаска,
Чтоб пролилась солнцем сказка
В омут глаз, в снопы кудрей,
В жизнь без плахи и цепей!
(1930-е гг.)
Зимы не помнят воробьи
В кругу соломенной семьи,
Пушинок, зернышек, помета.
Шмель не оплакивает соты,
Что разорил чумазый крот
В голодный, непогожий год.
Бурьян не памятует лист,
Отторгнутый в пурговый свист,