Сочинения. В 2-х томах - Страница 89

К оглавлению

89
Перо, словно кузов тележный.


На пути колеи, ухабы,
Недозвучья — коровьи мухи.
Стихотворные дали рябы,
И гнусавы рифмы-старухи.


Ах, усладней бы цветик-дочка,
Жена в родильных веснушках!
Свернулась гадюкою точка,
Ни зги в построчных макушках.


Громыхает перо-телега
По буквам — тряским ухабам…
Медвежья хвойная нега
Внимать заонежским бабам.


В них вече и вольтова домбра,
Теремов слюдяные потемки…
Щекочет бесенок ребра
У соседа — рыжего Фомки.


Оттого и дочка с косичкой,
Перина, жена в веснушках.
Принижен гения кличкой,
Я крот в певучих гнилушках.

330
По мне Пролеткульт не заплачет,


По мне Пролеткульт не заплачет,
И Смольный не сварит кутью,
Лишь вечность крестом обозначит
Предсмертную песню мою.


Да где-нибудь в пестром Харане
Нубиец, свершивши намаз,
О раненом солнце-тимпане
Причудливый сложит рассказ.


И будет два солнца на небе,
Две раны в гремящих веках, —
Пурпурное — в Ленинской требе,
Сермяжное — в хвойных стихах.


Недаром мерещится Мекка
Олонецкой серой избе.
Горящий венец человека
Задуть ли самумной судьбе!


От смертных песков есть притины,
Узорный оазис — изба —
Грядущей России картины —
Арабская вязь и резьба.


В кряжистой тайге попугаи,
Горилла за вязкой лаптей…
Я грежу о северном рае
Плодов и газельных очей!

...

(1919)

331
Задворки Руси — матюги на заборе,


Задворки Руси — матюги на заборе,
С пропащей сумой красноносый кабак,
А ветер поет о родимом поморье,
Где плещется солнце — тюлений вожак,


Где заячья свадьба, гагарьи крестины
И ос новоселье в зобатом дупле…
О, если б в страницах златились долины,
И строфы плясали на звонкой земле!


О, если б ковычки — стада холмогорок
Сходились к перу — грозовому ручью!
Люблю песнотравный гремучий пригорок,
Где тайна пасет двоеточий семью.


Сума и ночлежка — судьбина поэта,
За далью же козлик — дымок над избой
Бодается с просинью — внучкою света…
То сон колыбельный, доселе живой.


Как раненый морж многоротая книга
Воззвала смертельно: приди! О, приди!
И пал Карфаген — избяная коврига…
Найдет ли изменник очаг впереди?


Иль в зуде построчном, в словесном позоре,
Износит певучий Буслаев кафтан?..
Цветет костоеда на потном заборе —
Бесструнных времен прокаженный коран.

332
ЛЬВИНЫЙ ХЛЕБ


«Тридцать три года, тридцать три»,
Это дудка няни-зари,
Моей старой подруги.
Первый седой волос
И морщинок легкие дуги —
Знак, что и в мою волость
Приплетутся гости-недуги:
Лихорадка — поджарая баба,
Костолом — сутулый бродяга…
В тени стиха-баобаба
Залегла удавом бумага.
Под чернильным солнцем услада
Переваривать антилопу — чувства…
Баобабы пасынки сада
Неувядаемого искусства.
В их душе притаились пумы,
Каннибалов жадный поселок,
Где треплются скальпы-думы
У божничных свирепых полок,
Где возмездие варит травы
Напитывать стрелы ядом,
И любовь — мальчонка чернявый
С персиковым сладким задом.
В тридцать три года норов
Лобызать, как себя, мальчонка,
Отныне женщине боров
Подарит дитя-свиненка.
И не надобна пупорезка
Полосатой тигровой самке…
Песнословного перелеска
Не ищите в славянской камке: —
Питомец деда — Онега
Отведал Львиного хлеба, —
Прощайте изба, телега —
Моя родная потреба!
Лечу на крыльях самума —
Коршуна, чье яйцо Россия,
В персты арабского Юма,
В огни и флейты степные.
Свалю у ворот Судана
Вязанку стихов овинных, —
Олонецкого баяна
Возлюбят в шатрах пустынных.
И девушки-бедуинки
В Песнослов окунут кувшины…
Не ищите меня на рынке,
Где ярятся бесы-машины,
Где, оскаля шрифтные зубы,
Взвизгивает газета…
В зрачках чернокожей Любы
Заплещет душа поэта…
И заплачут шишками сосны
Над моей пропащей могилой…
Тридцать третий год високосный
Вздувает ночи ветрило.
Здравствуй шкипер из преисподней!
Я — кит с гарпуном в ласту,
Зову на пир новогодний
Дьяволицу-красоту.
Нам любо сосать в обнимку
Прогорклый собственный хвост,
Пока и нашу заимку
Хлестнет пургою погост.

333
Древний новгородский ветер,


Древний новгородский ветер,
Пахнущий колокольной медью и дымом бурлацких костров,
Таится в урочищах песен,
В дуплах межстрочных,
В дремучих потемках стихов.


Думы — олонецкие сосны
С киноварной мякотью коры,
С тульёй от шапки Ивана-царевича на макушке,
С шумом гусиного перелета,
С плеском окуньим в излуке ветвей
Живут в моих книгах до вечной поры.
Бобры за постройкой плотины,
Куницы на слежке тетерьей,
И синие прошвы от лыж
К мироварнице — келье пустынной,
Где Ярые Очи зырянский Исус
89